Сведения о лицах,
связанных с Рерихами,
и о рериховских учреждениях
Главная страница

 

Поиск
по нашему сайту
(с Google):

 

Бенуа Александр Николаевич / Alexandre N. Benois

Бенуа Александр Николаевич / Alexandre N. Benois

(21.4/3.5.1870, Петербург,-9.2.1960, Париж) - художник, создатель своеобразной исторической живописи, историк искусства, художественный и музыкальный критик, организатор, издатель, редактор, театральный и музейный работник.

Происходил из семьи знаменитых архитекторов и живописцев, имевшей постоянную ложу в итальянской опере, так что А.Н. с младенчества жил в мире самых разных искусств. Первой "солидной" художественной работой, в 6 лет, был театр марионеток, и всю последующую жизнь он более всего работал именно для театра, в юности - любительского, с 1900 г. - профессионального. Обладал мощной памятью, но увлекался лишь искусством, а прочими учебными предметами пренебрегал. Гимназистом, осенью 1887 г., недолго учился в вечерних классах Академии художеств, а все остальное в изобразительном искусстве приобрел самообразованием. Закончил юридический факультет Петербургского университета (1890-4). Однако в эти годы больше изучал историю искусств, привлекая к этому и товарищей, был "президентом общества самообразования" (кружок, где он наставник, образовался еще в школе, а потом перерос в "Мир искусства"). Ходил на лекции по истории и иностранной литературе. Часто ездил за границу, стал ярым "западником". "...я Россию как таковую Россию в целом знал плохо, а в характерных чертах ее многое даже претило мне..." (из книги "Мои воспоминания").

С 1891 г. участвует в выставках с акварелями; П.М. Третьяков приобрел для своей галереи "Замок" (1895), а после и другие акварели А.Н. В 1893 г. дебютирует в печати как искусствовед с главой в "Истории живописи в XIX веке" Р. Мутера. В январе 1895 г. устроился хранителем собрания акварелей и рисунков М.К. Тенишевой (см.), пополняя и систематизируя его. В 1896-9 гг. на средства княгини (расплатился потом своими акварелями) живет во Франции, где значительно прогрессирует в творчестве. С 1897 г. становится идеологом объединения "Мир искусства" (в оппозицию которому настраивал Н.К. Рериха В.В. Стасов, но которому Н.К. симпатизировал и, наконец, примкнул к нему). В 1900 г. преподает историю стилей и орнамента в Художественном училище Штиглица.

С января 1901 г. до начала 1903 г. редактирует созданный им журнал Общества поощрения художеств "Художественные сокровища России" (цель - пропаганда памятников русской культуры) и сам пишет для него львиную долю текста. Издание это было выдающееся: само по себе выглядело как произведение искусства. С 1902 г. соредактор, а с 1904 г. заведующий ретроспективного отдела журнала "Мир искусства". С осени 1904 г. ведет отдел художественной критики в газете "Слово". Член редакций журналов "Запросы жизни", "Аргус", "Москва", "Архитектурно-художественный еженедельник", "Журнал для всех", "Художественно-педагогический журнал", "Русский библиофил", "Сатирикон", "Отечество". Издает журнал "Старые годы". В 1917-8 гг. редактирует детские книжки в издательстве "Парус". С 1919 г. заведует художественным отделом издательства Гржебина. Сотрудничает в издательстве "Всемирная литература". Член Комиссии по изданию русских классиков при Комиссариате народного просвещени

Выпускает "Русскую школу живописи". Автор "Истории русской живописи в 19 веке", "Истории живописи всех времен и народов", других книг и сотен статей в газетах и журналах, часто полемических и всегда выражающих яро субъективный взгляд А.Н., причем взгляды его не раз круто менялись.

В 1914 г. отказался от звания академика. В том же году руководил росписью интерьеров Казанского вокзала в Москве. Как художник, занимается станковой и книжной графикой, пишет эскизы декораций и костюмов для театра.

Художественный руководитель "Русских сезонов" Дягилева (1908-11), режиссер и заведующий художественной частью Московского Художественного театра (1913-5), с 1919 г. режиссер и художник Академического театра оперы и балета (Мариинского) в Петрограде. Работает после революции и в нескольких драматических театрах, состоит консультантом по живописи в Управлении Государственных академических театров.

Один из первых собирателей и пропагандистов русской народной игрушки. Занимается охраной памятников искусства и перестройкой музейного дела. В 1917 г. председатель академической комиссии при Институте истории искусств. Член Коллегии по делам музеев при Наркомпросе. С февраля 1918 г. работает в Русском музее, с ноября 1918 г. заведует картинной галереей Эрмитажа. Его гигантская эрудиция очень пригодилась в атрибуции происходивших тогда интенсивных пополнений музея из частных коллекций. В 1919-21 гг. заведует отделом "Искусство эпохи Возрождения" Академии истории материальной культуры. Налаживает научно-исследовательскую работу, редактирует научные издания, консультирует, выступает с докладами о музейном деле. Ездит в зарубежные командировки, а в октябре 1926 г. эмигрирует во Францию.

В эмиграции его выставки не имели успеха, равно как и иллюстрации. В основном он занят оформлением театральных постановок в Париже, Риме, Милане, Лондоне, Вене, Копенгагене, Каунасе, Буэнос-Айресе, Сиднее. Разрабатывает сценарии балетов (первый опыт либретто относится к 1907 г). В 1929 г. читает лекции в Русской художественной академии (Париж). Печатается в газете "Последние новости". С 1934 г. пишет мемуары, интерес к которым на Западе сохранился до сих пор. В 1932-3 гг. его художественная коллекция попала в Русский музей, музей Академии художеств и Эрмитаж. 27.9.1988 в Петергофе открыт Музей семьи Бенуа. Имеют историческую ценность тысячи его писем в архивах.

Судьба, как видно хотя бы из послужного списка, сводила его с Н.К. множество раз (А.Н. "был неразлучен как тень"), начиная с того, что семья Бенуа владела одной из "Мадонн" Леонардо да Винчи (воплощение Н.К.). Оба учились в гимназии Мая, А.Н. на 4 класса "выше" (был там в 1885-90). То ли это обстоятельство, то ли амбициозный вообще характер А.Н., то ли еще что-то задало всегдашний высокомерный тон по отношению к Н.К. Даже те статьи, где он хвалил Рериха, были напитаны раздражением. Интонации несколько менялись: в 1890-1900-х пренебрежительная ирония ("Еще один художник Р. выдвинулся...", "Я не верю его славянам, старцам, по-моему, все это Р. выдумал, и потому его картины производят на меня впечатление скуки и натяжки..."), в сборнике 1916 г. принижение Н.К. и возвышение себя ("Меня в глубине души тянет к стройным кипарисам, к цитаделям преграждающих горизонт Альп, к сияющей лазури моря. Он же - вдохновенный певец рыхлых, сглаженных льдинами холмов севера, чахлых березок и елок... любит рыхлость... тяготеет к каким-то отголоскам хаоса, к недовершенной формации, к невыясненности... его исконному вкусу не страшно было бы вернуться к бедной речи дикарей..."), в реакции на монографию 1939 г. уже и вовсе показывает себя завистливым мракобесом ("Считается вообще, что гордыне Рериха нет пределов, что главной движущей силой... является тщеславие... мне лично все это мессианство Рериха не по душе... мне не верится, чтобы можно было чего-либо достичь в проведении такой "программы" посредством того, что возникло благодаря общественной деятельности Рериха. Я вообще не верю ни в какие конференции, пакты, лиги, речи, юбилеи и апофеозы... иные из его картин овеяны подлинным чувством поэзии... но... в большинстве случаев это поверхностные схемы, это удачные выдумки... ни одна картина Рериха не является "существом самодовлеющим"..."). Образчики ненависти к Н.К. можно найти и в письмах А.Н. к И.Э. Грабарю, которого он, в частности, отговаривал привлекать Н.К. к написанию "Истории искусства".

Ревность (к "конкуренту" по воздействию на умы общественности) А.Н. можно понять: они с Н.К. оба проявили себя в широчайшем спектре областей искусства и в оргработе, количественно А.Н. сделал примерно столько же и почти в тех же сферах, но прославился Рерих гораздо больше. У А.Н. почти отсутствовало социальное чувство, он всегда шел от собственной личности, то есть проявлял огромную самость. "Главное у меня - именно обладание вкусом, природная одаренность вкусом. Я аппарат, вибрирующий более отзывчиво и чутко, нежели другие аппараты" (его письмо к А.М. Горькому 1917 года). Н.К. же личное ставил далеко позади и потому оказался нужен всему человечеству. Н.К. всегда созидатель, а А.Н. и сам себя декларировал как разрушителя: "Я природный враг направления, т.е. чего-то предвзятого, что подчиняет свободу творческого излияни Эта-то моя враждебность выразилась и в том, что и журнал нашей группы "Мир искусства" был лишен какого-либо направления; он даже выступал в качестве борца против всякого направленчества" ("Мои воспоминания"). А разрушение предрассудков бывает интересно современникам лишь не более чем несколько лет. Н.К. же созидал на века.

Они очень часто рядом оказывались в журналах, выставках и обществах, в том числе в объединении художников "Мир искусства" (особенно тесно с 1910 г., когда Н.К. стал его председателем), в Комиссии художественных изданий Общины св. Евгении, в комитете выставки "Искусство союзных народов" (1914), в Особом совещании по делам искусств (1917), в Императорском Обществе поощрения художеств и в Обществе защиты и сохранения в России памятников искусства и старины. А.Н. входил в состав комитета по организации персональной выставки Н.К. (1917 г.; не состоялась). Опубликованы брошюрой письма Н.К. к А.Н. 1917 и 1936-9 гг., переписывались они и в другие годы. Н.К. тоже писал статьи об А.Н., но исключительно благожелательные. Лишь по ответам в письмах на возмущение людей выходками А.Н. мы узнаем, чего стоило его терпение:

"Теперь получаются письма из разных концов. Пишут: "Ползучие вылезают из всех щелей, очевидно, чувствуют падение свое. Б. весь и проявился — каким был всю жизнь, только не всем и не всегда себя показывал в настоящем своем виде. Увидев живую книгу, не выдержали задерживающие центры — выявил себя целиком. Читая эту статью, можно проследить, как постепенно наливалось это существо злобой, завистью и негодованием... Не знал его близко, но почему-то никогда не понимал, почему Б. считается русским человеком. По некоторым его писаниям можно было понять, что его тяготит связь с русским народом, с русскостью, и с тех пор осталось какое-то неприятное чувство к этому человеку"... Не однажды Б. давал обо мне необоснованные, вредительские сообщения. Когда летом 1926 года Б. и мы были на Родине, он ухитрился дать в московских газетах измышленное известие о том, что Папа меня проклял" (ЛД-10.5.39). "Вы справедливо негодуете на безобразные действия Б... В данном случае он... ненавидит наш Пакт об охранении памятников Культуры и все мои призывы к Культурному строительству, называя их мессианством! Попросту говоря, он производит подлую подрывную кротовую работу, которая тем отвратительнее, что у меня лежат сладенькие письма его" (ЛД-4.12.39). "...вы просите сказать вам о наших отношениях с вечно враждебным кланом Б... Первый раз Б. накинулся на мои картины, даже не видав их, во время "Гонца". Затем он злился во время его выгона из редакторов журнала Общества Поощрения Художеств, хотя я не только не был виновен, но даже защищал его. Третий раз Б. вредительствовал в 1926 году в Москве... Он знал, что его газетная клевета могла быть вредною, и тем не менее он давал в газеты облыжные измышления. В четвертый раз он напал на меня в 1939 году из-за монографии, изданной в Риге. Баста! Довольно! Для меня он более не существует. Понимаю, почему его называли двуличным, Тартюфом. С моей стороны Б. не видел ничего враждебного. Наоборот, много раз я имел из-за него неприятности. Поссорил он меня и с московским Союзом. Много раз я чистосердечно приближался к нему ради корпоративности "Мира Искусства", и каждая моя попытка к дружественности получала от него незаслуженный вредительский отпор. Вот и теперь, уже в Индии, я написал о нем сердечную статью, бывшую в трех газетах. Я хотел познакомить его с издательством и устроить ему заказы. По добру хотелось помочь ему, а чем он ответил!? Думалось, что члены "Мира Искусства" (а нас осталось так мало) должны держаться вместе, дружественно. Но, очевидно, такие мечты мои были неуместны. Надеялся я, что "человек человеку — друг"... Я сделал все, что мог, для улучшения отношений... "Не верьте Б.", — предупреждала меня Тенишева, а она знала его тартюфную природу" (ЛД-15.2.42). "...сколько мне доставалось за мою русскость от Б. и всяких таких "версальцев"! Не понимали они русское величие и красоту нашей Родины" (ЛД-9.1.43). И далее Н.К. поминал А.Н. часто, но без критики - как бывшего товарища.